– Ты все еще голодаешь? – спросил
смотритель. – Когда же ты, наконец, закончишь свое голодание?
– Простите меня, все вы, – прошептал
голодающий артист; один только смотритель, который прислонился ухом к решетке,
понял его.
– Конечно, – сказал смотритель и постучал
себя пальцем по лбу, чтобы образно передать стоявшим рядом с ним состояние
артиста, – мы прощаем тебя.
– Я все время хотел, чтобы вы преклонялись
перед тем, как я голодаю, – сказал артист.
– Мы и так преклоняемся перед этим, –
любезно произнес смотритель.
– Но вам совсем не надо преклоняться, –
сказал артист.
– Ну, значит, тогда мы не будем этого
делать, – был ответ смотрителя. – Почему же нам нельзя преклоняться?
– Потому что я вынужден голодать, я не могу
по–другому, – сказал артист.
– Гляди–ка на него, – сказал смотритель, –
почему это ты не можешь по–другому?
– Потому что.., – начал артист, чуть
приподнял голову и заговорил вытянутыми, словно для поцелуя, губами прямо в ухо
смотрителя, чтобы ничего из его слов не пропало, – потому что я не мог найти
еды, которая была бы мне по вкусу. Если бы я нашел ее, поверь мне, я бы не стал
привлекать к себе никакого внимания, а ел бы в свое удовольствие, как ты и все
остальные люди.
Это были его последние слова, но и в его
померкнувших глазах все еще читалась твердая, пусть даже уже не гордая,
убежденность в том, что он продолжал голодать.
Комментариев нет:
Отправить комментарий